Андрей не смог удержаться от гримасы. Ускользнуло! Он уже готов был угадать ответ и… Слова покатились куда-то в сторону. Господи, это было так близко!..
– Но Ничто не окликнет,
Ничто не поманит назад, –
читала Наташа, как будто не замечая, что произошло.
– Вниз по лунному лику
Сбегает сухая слеза,
И, густой и широкий,
Вдоль зарева тянется дым.
И остывшие окна
Следят равнодушно за ним…
Наташа запнулась.
– Что с тобой? – спросила она, подняв глаза на Андрея.
– Ничего,– тихо ответил он.– Читай дальше.
– Дальше – нет,– растерянно сказала Наташа.– Это пока все. Что-то не так? Тебе не понравилось?
– Понравилось,– сказал Андрей.– Просто мне показалось… Ладно, неважно! Будет продолжение, да?
– Надеюсь.
Днем следующего дня, когда Андрей уехал к Зимородинскому, Наташа записала еще восемь строчек. Они были словно из другого стихотворения, но… из того же мира.
Вновь по серому камню
Скользит осторожная тень…
Нас ловили руками,
Но все они были – не те.
Хоть снимали с нас кожу.
И свет нам носили в горсти.
И казалось возможным
Любить. И отдать. И уйти…
– Сегодня не жди меня,– сказал Андрей.– Скорее всего, я приеду утром. Все в порядке, не беспокойся.
Когда он ушел, в комнате остался знакомый запах. «Да,– подумала Наташа.– Очень знакомый».
Пахло бедой.
– Сегодня грузить тебя не буду,– сказал Зимородинский.– Сегодня подкачаем тебя энергией.
– Я не устал,– возразил Андрей.
– Вечером у тебя бой, верно?
Ласковин кивнул. Несмотря на все предупреждения Митяя, он не относился к будущему поединку как к чему-то глобальному. Кумитэ и кумитэ. Делов.
– В одиннадцать вечера мне надо быть на «Приморской».– сказал он.– А начнется, я думаю, около полуночи. Или чуть попозже. Держи за меня кулак.
– Не буду,– Зимородинский подергал себя за ус.
– Почему? – удивился Андрей.
– Потому что я поеду с тобой.
Без пяти одиннадцать Ласковин подъехал к условленному месту и остановился напротив выхода из метро.
Справа от него сидел Николай Митяев, сзади – Зимородинский.
– Что дальше? – спросил Митяй.
– Будем ждать.
– Я покурю, ты не против?
– Я – против,– сказал Зимородинский.– Сиди, не мандражируй.
– Я спокоен! – возразил Митяй с некоторой даже обидой.
– Как слон,– Зимородинский усмехнулся.– Слухай, сынку, що батько кажэ. И не телебомкайся. Вон уже к нам едут.
– Какая тачка! – Митяй присвистнул. Андрей взглянул в указанную сторону и нервно сглотнул.
Срезая угол, прямо через пешеходную дорожку к ним двигался белый «мерседес-родстер». Тот самый, что сгорел во дворе на Мастерской.
– Эс-эл шестисотый, бля буду,– с уважением определил Митяй.– Двенадцать цилиндров!
«Господи,– подумал Ласковин.– Совсем крыша едет. Это же машина! Серийная модель!»
Точно такой же «тобольский» мерс он в свое время поджег.
«Мерседес» съехал на проезжую часть, обогнул «жигуль» Андрея и остановился. Двери откинулись, и два могучих мужика вылезли из могучего авто. У одного из них была рыжая шевелюра.
Правила хорошего тона требовали, чтобы Ласковин тоже вышел из машины.
– Здоров,– сказал Корвет, подходя.– Ты как, в форме?
– Я всегда в форме,– ответил Андрей.– Не спросил тебя, по каким правилам надо вести бой. Я не в курсе.
– Правилам? – Корвет прищурился.– Ты что же, никогда не играл в гладиаторы?
– Даже и не видел ни разу,– ответил Андрей.– Но какая разница: кумитэ есть кумитэ. Только пусть мне кто-нибудь скажет, чего нельзя.
Корвет пару секунд пристально разглядывал Ласковина, потом засмеялся.
– Молодец,– сказал он.– Неожиданный ты парень, Спортсмен. Не беспокойся. Можно все.
– То есть – никаких ограничений?
– Никаких. Наденут на тебя перчатки и трусы – и вперед. Хоть зубами грызи. Э, а кто тут с тобой? – Лидер «тобольцев» бесцеремонно заглянул внутрь машины.
– Друзья,– сказал Ласковин.– Что-то не так?
– Нормально,– отозвался Корвет.– Здоров, братва! Все в норме, Спортсмен: твои друзья – мои друзья!
– Угу,– проговорил Ласковин.– Твой дом – мой дом, и так далее.
– Хватыт, хватыт,– имитируя «кавказский» акцент, откликнулся Корвет.– Мог бы и остальных друзей с собой прихватить. Ну этого, с крестом, например?
– Он не одобряет подобного,– сухо ответил Андрей.
– Бывает,– кивнул Корвет и снова заглянул в салон «Жигулей».
– Где это мы виделись, земляк? – произнес он.
Сначала Ласковин подумал, что лидер «тобольцев» обращается к Митяю, но тот глядел на Зимородинского.
Андрей насторожился. Каким бы дружелюбным ни старался выглядеть Корвет, Ласковин знал, насколько он опасен. Андрей хотел бы видеть в этот момент лицо рыжего. Но видел только широкую, как дверь, спину, туго обтянутую замшевой курткой.
– Виделись? – спокойно отозвался Вячеслав Михайлович.– Не думаю, что мы встречались.
– Не-ет! – возразил лидер «тобольцев».– У меня память хорошая. Я тебя видел, это точно!
Корвет подвигал челюстью, вспоминая.
– А! Ну точно! – И другим тоном: – Прошу прощения!
– Обознался? – спросил с облегчением Ласковин.
– Наоборот, вспомнил! Восьмидесятый год. Арзамас-три, спецподразделение! – Корвет широко улыбнулся.– Вы приезжали нас инструктировать. «Война – это путь обмана!» – процитировал он.– Ну?
– Я помню Арзамас-три,– сдержанно сказал Зимородинский.
Протянутой руки Корвета он словно бы не заметил.
– Арзамас помню. Тебя – нет.
– Неудивительно,– лидер «тобольцев» засмеялся, но Ласковин понял: он огорчен.
– Неудивительно, я тогда салабон был. Среди сотни других салабонов.– Он убрал руку и добавил со значением: – Тогда.