– Вот как? – произнес Ласковин.– Надо бы и мне ему что-нибудь ампутировать.
Но ревности не испытал. Трудно быть ревнивым, только-только вынырнув с той стороны жизни.
– Так,– сказала сиделка.– Одиннадцать. Сейчас я вас покормлю и уйду. А вы общайтесь. Только лежите, ради Бога.
Ласковин улыбнулся.
– Не радуйтесь,– предупредила медсестра.– Девушка ваша еще подождет. Сначала милиция.
– Ростик! – обрадовался Ласковин.– А я уж подумал, арестовывать меня пришли!
– Кому везет, тому везет!
Саэтдинов уселся на стул рядом с кроватью, похлопал Андрея по руке.
– Ну давай,– нетерпеливо произнес Ласковин.– Рассказывай.
– Ну, что чуть было концы не отдал, ты знаешь. А вот что обвинение с тебя снято – порадуйся. Нашли убийцу. Не без твоей помощи.
– Не понял.
– Тот чернявый, который подстрелил тебя и этого экстрасенса.
«Так,– подумал Ласковин.– Уже проще».
– Раскрыли элементарно,– продолжал Саэтдинов.– Пальчики он везде стер, но меточку оставил. Однозначную.
– Какую?
– Сперму. В трупе. Столько, что хватило бы и на десять идентификаций. Это главное. И еще косвенные улики: царапины на замке, следы обуви в коридоре. И видели его с убитой неоднократно. Так что сидеть подлецу в психушке пожизненно.
– Его что, признали невменяемым?
– Да. Он и есть псих. Послушал бы ты, что он несет. Стрелять их надо! – сказал он с ожесточением.– А то ловим, ловим, а толку – ноль. Посидит в дурке года два – и на свободу. Якобы вылечившись. А там по новой.
– Как будто вы обычных бандюганов не выпускаете? – заметил Ласковин.
– Кстати о бандюганах,– сказал Саэтдинов.– Имей в виду, что девушку твою, Наталью Таймуровну Аршахбаеву, эти самые бандюганы едва не похитили!
У Ласковина упало сердце.
– Зачем?
– В качестве заложницы, надо полагать.
– И что?
– Не бойся, она не пострадала. Столкнулись, как в газетах пишут, конкурирующие группировки. Результат – восемь трупов. Но,– Саэтдинов понизил голос,– учитывая, кто именно нам позвонил, я лично допускаю другую версию.
– А кто позвонил?
– Сэнсэй наш! Зимородинский! Ты что, его как охрану к ней приставил?
– Нет,– Ласковину сразу стало спокойней.– Он сам.
– Тогда смотри в оба! – Саэтдинов подмигнул.– Такая девушка! И такой мужчина!
– Слава в собственной жене души не чает! – отмахнулся Андрей.– А я его должник!
– Вот и скажи ему об этом. Они там вдвоем, снаружи. А теперь давай-ка с тебя показания снимем.
– Зачем?
– Затем, что ты накаркал: я теперь это дело веду.
Через пять минут Саэтдинов поднялся.
– Ну, поправляйся,– сказал он.– А я пойду дурным делом заниматься. Год-два – и придется опять его ловить.
– Не придется,– со значением произнес Ласковин.– Не беспокойся.
Саэтдинов внимательно посмотрел на него.
– Ах да,– сказал он,– ты же Спортсмен. Хотя по нынешнему твоему виду не скажешь. Спасибо, утешил. Смотри опять на пулю не нарвись!
– Уж не сомневайся.
– Как тебе тут, не обижают?
– Пока нет.
– Ну, будь здоров, поправляйся!
– Ну ладно, ладно, все уже кончилось,– приговаривал Андрей, здоровой рукой поглаживая Наташу по голове.– Я же обещал, что не оставлю тебя одну.
– Я не плакала,– проговорила девушка.– Честное слово, я только сейчас… Уже все.
Она вытерла глаза и улыбнулась.
Зимородинский, который вот уже полчаса деликатно смотрел в окно, повернулся к Андрею.
– А ты хорошо сохранился,– произнес он с улыбкой.– Победитель! Больше на меня не сердишься?
– Я твой должник,– с чувством сказал Андрей.– Ростик мне рассказал! Забыл только спросить, Юру нашли?
– Его там не было. Ладно, успокойся. Парень дома. Лешинов отпустил его. В тот же день.
«Выходит, он сказал правду»,– подумал Ласковин.
Теперь это уже не важно.
– Теперь это уже не важно,– сказал Зимородинский.– Только давай без «должников». Кто кому должен, это еще неизвестно.
– Как скажешь,– согласился Андрей.– Слушай, это ты за меня деньги заплатил?
– Шиляй,– ответил Вячеслав Михайлович.– Сказал, что ты его здорово развлек. И в долю никого не взял. Так ребята решили тебе на машину скинуться.
Он усмехнулся и похлопал Ласковина по здоровой руке.
– Так у меня же есть!
– Уже нет. Взорвали. Три дня назад. Не везет твоему транспорту. Я тебе тут мумиё принес. И еще кое-что укрепляющее.
– А кто взорвал? – забеспокоился Ласковин.
– Не заморачивайся. Это – отдача. На данный момент ты чист. Никаких хвостов. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Откуда ты знаешь?
– Знаю. Хотя это и…
Тут он посмотрел на Наташу и продолжать не стал.
В палату заглянула сиделка.
– Заканчивайте,– сказала она.– Больной устал.
– Я не устал! – запротестовал Андрей.
– Доктору лучше знать,– Зимородинский подмигнул медсестре.– Знаешь анекдот: приходит практикантка к врачу, говорит: «Больной сказал, что ему стало хуже».– «Только врач знает, хуже ему или нет,– поправляет доктор.– Больной думает, что ему стало хуже!» Та уходит, но через десять минут возвращается. «Что опять?» – недовольно спрашивает врач. «Доктор,– говорит практикантка,– больной думает, что он умер!» Так что не ерепенься.– И сиделке: – Доктор, мы уже уходим. Еще одна минута.
– Красивая девушка, смотри не влюбись,– улыбнулась Наташа, поглядев на закрывшуюся дверь.
– Ты – лучше. Завтра придешь?
– Сегодня, часов в семь. Ты не против?
– Я буду счастлив!
Ласковин смотрел телевизор, когда медсестра, другая, вечерняя, заглянув, сообщила: к нему посетитель.
Андрей, заранее улыбаясь, кивнул: жду.
Но это была не Наташа.
В палату, смущенно улыбаясь, с большим пакетом в руках вошел Смушко.