– Кто это на мне лежит? – сиплым голосом проговорил Андрей.– Слон?
– Шутит! – Вячеслав Михайлович повернулся к Потмакову.– Ну, отец, какой это признак?
– Обнадеживающий,– пробасил Игорь Саввич.– Может, развернуть его?
– Обойдется. Нет,– сказал он Андрею.– Это не слон. Всего-то пара верблюжьих одеял да овчинный тулуп.
– Что произошло? – просипел Андрей.
– Вопросы задает,– сказал Зимородинский, снова поворачиваясь к отцу Егорию.– Как доктор полагает, можно больному вопросы задавать или молчание пропишем?
Ласковин подумал, что Потмаков сейчас взорвется, но тот лишь покачал головой.
– Узнаешь,– сказал он Андрею.– Не спеши.
– Ты умер! – вмешался Зимородинский.– И он,– кивок в сторону Потмакова,– умер! Так в газетах пишут. И умные дяди по телевизору тоже так говорят. Где уж нам с ними спорить! – и подмигнул.– Тем более, раз вы оба умерли, значит, больше вас убивать не будут. Верно, отец?
«Телевизор… – возникла беспокойная мысль.– Телевизор… Наташа!»
– Сколько… Как давно я так? – проговорил Ласковин.
– Да уж часов тридцать, нет, побольше,– ответил отец Егорий.
– Тридцать три,– уточнил Зимородинский.– Ты – хлопец основательный!
– Наташа,– с беспокойством произнес Андрей.– Она – знает?
Потмаков с Зимородинским переглянулись.
– Вот это мы недодумали! – с досадой проговорил сэнсэй Ласковина.– Бабушке твоей я сообщил по секрету, а ей…
– Я позвоню,– сказал отец Егорий.– Не поздно звонить? – спросил он у Андрея.
– Поздно! – Ласковин скрипнул зубами.– Отец Егорий, пожалуйста, быстрей! Слава, дай ему телефон. И разверни меня наконец!
Зимородинский подал Потмакову трубку. Отец Егорий по памяти набрал номер. Память у него – как японские часы.
Ответа не было.
– Никого,– сказал Игорь Саввович.– А может, спит?
Ласковин рванулся так, что потемнело в глазах.
– Выпутывай меня из этой дряни! – прохрипел он.– Куртка моя цела?
– Цела,– сказал отец Егорий. Голос его стал непривычно тих, но Андрею было не до тонкостей.
– Я поеду туда! – заявил он, пытаясь выдавить из тела нахлынувшую слабость.
– Лучше я съезжу,– возразил Зимородинский, успешно скрывая собственное беспокойство…
– Нет!
– Ладно,– уступил Вячеслав Михайлович.– Будь по-твоему. Отец,– сказал он Потмакову,– разверните его и помогите одеться. А я пойду укрепляющее приготовлю. А не то помрет дорогой – и все старания наши прахом!
Спустя час машина Зимородинского притормаживала у Наташиного дома.
– Подождать вас? – спросил Андреев сэнсэй.– Вдруг нет ее?
– Не надо,– отказался Андрей.– У меня – ключи.
– А сам-то – как?
– В норме! – как можно бодрее произнес Ласковин. Однако, когда он выбрался из машины, пришлось подождать с полминуты, опираясь на дверцу, чтобы прошла слабость.
– Пациенту! – сказал Зимородинский, вручая отцу Егорию литровый термос и запечатанный флакон граммов на двести.– Это,– он указал на термос,– сегодня и завтра. По стакану через восемь часов. А это – по чайной ложке утром натощак.
Андрей медленно пересек тротуар. Кажется, силы понемногу возвращались. Короткая лестница далась ему без особого напряжения.
«Вот я и вернулся»,– подумал Андрей, открывая дверь.
Темная квартира. Ощущение пустоты и… тревоги!
– Наташа! – негромко позвал Ласковин.
Тишина.
Андрей щелкнул выключателем… и увидел одежду, в беспорядке разбросанную по коридору.
Сердце его сжалось от дурного предчувствия. Вновь накатила слабость, но беспокойство было сильнее.
– Наташа! – еще раз позвал Ласковин, уже не рассчитывая на ответ.
Не дожидаясь отца Егория, не потрудившись снять ботинки, Андрей поспешил в комнату.
Темно. И никого.
Ласковин зажег свет. Разобранная постель… и никаких следов девушки.
Вернувшись в коридор, он увидел отца Егория, запирающего дверь.
– Раздевайтесь,– произнес Андрей бесцветным голосом.– И заходите в комнату.
Верхняя одежда Наташи была на вешалке, обувь – тоже. Тапочки? Тапочки он видел в комнате. Записка? Наташа имела обыкновение оставлять ему записки на кухонном столе. Вдруг?
Андрей прошел по коридору, задержался на секунду там, где от него ответвлялся «аппендикс», в конце которого – ванная и туалет, прислушался… Ничего.
На кухне тоже ничего. Андрей тяжело опустился на угловой диванчик.
«С ней все в порядке! – попытался внушить себе.– Могла ведь к матери уехать. Тем более если услышала… обо мне. Легче, когда близкий человек рядом».
Ладони Ласковина стали влажными. И ему было худо. Совсем худо.
«Если Слава еще не уехал, то… Но где ее искать?»
Ни телефона Наташиной мамы, ни адреса ее Андрей не знал.
«Стимульнуться бы чем-нибудь!» – подумал он и поднялся.
Вдруг Андрею показалось: по коридору кто-то идет. Не отец Егорий, а кто-то, ступающий очень тихо. Усилием воли Андрей ненадолго вернул мышцам упругость. Приоткрыв дверь кухни, он выглянул… и не увидел ничего и никого. Но чутье говорило: кто-то прошел только что по видимому из кухни участку коридора. Кто-то, постаравшийся остаться незамеченным.
Ласковин шагнул вперед и обнаружил влажные отпечатки на полу. Раньше их не было. Вот сейчас Андрей не отказался бы от своего «медиума». Но пистолет находился в комнате. Ласковин буквально увидел, как он лежит, завернутый вместе с кобурой в газету и уложенный в полиэтиленовый пакет…
Длинная тень пересекала коридор. Неизвестный стоял на пороге комнаты.
Слух Андрея, как всегда бывало в такие мгновения, обострился, и он отчетливо слышал два дыхания.
Ласковин в один бросок покрыл оставшиеся метры и… Наташа!