Право на месть - Страница 28

Названия каналов были Ласковину знакомы. И, по меньшей мере, две дюжины точек акупрессуры. Андрей без труда находил их у себя и у других: «Два цуня влево от четвертого грудного позвонка…» и тому подобное. Но Андрей ни разу не видел, чтобы Зимородинский отмерял, ища нужную точку. Сэнсэй просто втыкал палец в определенное место. Так же автоматически, как он, Ласковин, провел бы гияку-цки в солнечное сплетение пойманного на вдохе противника.

– Значит, каналы не только снаружи, но и внутри тела? – спросил Ласковин.

– В теле вообще никаких каналов нет,– ответил Зимородинский.– Энергия течет вне его.

– Как электрический ток?

– Не ищи аналогий. Слушай. И чувствуй. То, в чем существуют каналы, «пересекается» с физическим телом. И ты можешь воздействовать на это нефизическое. В этих точках. Грубое воздействие. Грубее только нож. Можно – иначе. Можно лечить человека независимо от времени суток. Можно вылечить его одним прикосновением. Вместо того чтобы поставить дюжину игл или вырезать опухоль, можно вылечить. А можно и убить. Ты бьешь, возникает боль. Тело говорит: «Мне больно». Кому оно говорит? Нужно ли тебе тело противника, чтобы сделать больно? Или проще передать только боль?

Зимородинский резко ударил костяшками пальцев в грудь Андрея.

Резкая нестерпимая боль. Ласковин едва сдержал крик. Через мгновение боль ослабла достаточно, чтобы Андрей снова стал видеть, слышать и соображать.

– Помоги себе! – крикнул сэнсэй.

Боль снова усилилась до предельного уровня и – ослабла. Теперь, когда Андрей ожидал ее,– терпеть было легче. Он оторвал руку от груди и вдруг почувствовал невидимую «татуировку» канала. И точку на запястье, выше большого пальца, холодную до голубизны. Именно такой Ласковин видел ее – голубой льдинкой, вросшей в левую руку.

Андрей прижал к ней большой палец правой руки. Боль в груди снова начала нарастать, но Ласковин думал только о том, чтобы растопить голубую льдинку.

И он растопил ее. Полностью. И боль ушла.

– Хорошо,– одобрил Зимородинский.– Отдохни минут пять и двинемся дальше.

Глава тринадцатая

– Как телега моя, бегает? – спросил Митяй, когда Ласковин прошел в комнату и уселся на диван.

– Вполне,– ответил Андрей.– Как дела? Как семья?

– Как всегда.– Митяй смахнул со стола кипу газет.– Кто-то болеет, кто-то чего-то хочет, жизнь кипит, одним словом. Конь третью неделю в Польше болтается, правит Абрек.

– И как? – поинтересовался Ласковин.

– А ты знаешь – хорошо! Деловой мужик, без прибамбасов. Клиенты поначалу стремаются, но это и не вредно: платят лучше. И нам тоже.

– Как народ?

– Фаридушечка егеря себе нашла. Семь на восемь. Ходит, кошара, аж светится!

– Рад за нее,– сказал Андрей.– Баба душевная. А корешки наши?

– Нормально. Приходи в зал, сам увидишь. Хотя ты теперь – крутой, не подступись. Слава с тобой индивидуально занимается!

– Откуда знаешь?

– Я, брат, все знаю! – усмехнулся Митяй и похлопал Андрея по спине.– Кто имеет уши, тот слышит. Завидую тебе, Андрюха!

– Дурно – завидовать!

– Моралист! Слава всегда к тебе неравнодушен был. И правильно. Талантливый ты, стервец! Что пить будешь?

– Ничего, я на колесах.

– Иди в жопу. Я тебе три сотни дам, залепишь гаишнику нюхало в случае чего.

– Круто поднялся? – усмехнулся Андрей.– Баксы раскидываешь…

– Поднялся,– подтвердил Митяй.– Абрек, считай, на пятьдесят процентов ставки поднял. В прошлый месяц я две тонны поимел, а в этот – все три. «Тракию» будешь? Национальную? Мне клиент ящик кинул – премию за образцовое обслуживание! – Митяй засмеялся.

– Щедрый клиент,– сказал Ласковин.

– Не говори. Я ему в семейных проблемах помог.

– С женой? – ухмыльнулся Ласковин.– Ладно, наливай, хрен с тобой!

– С сыном. Паренек в новую школу пошел, а тамошняя кодла его трясти начала. Ну я их слегка приструнил.

– Приструнил? Детей? – Ласковин поморщился.

– Обижаешь! Я даже своих ни разу ремнем не тронул. С батяньками работу провел. Или батяньки своих обалдуев уму-разуму учат. Или я – батянек. С тремя побеседовал – и больше никаких проблем. Семья – это главное. Будь здоров!

Выпили. Закусили.

– Митяй,– спросил Ласковин.– Не знаешь, кто такой Хан?

– Знаю. Феодал мусульманский.

– Нет, конкретный Хан,– уточнил Ласковин,– то ли из кикбоксеров, то ли – просто боксер из игровых гладиаторов…

– Нет,– сказал Митяй, взъерошив пятерней коротко стриженные волосы.– Но могу узнать. Давай еще по одной. И что тебе этот Хан?

– Предложено положить его на пол. За десять косых.

– Ни хрена себе! Хорошие бабки. Этот Хан, должно быть, крутой боец? Давай, твое здоровье!

– Говняное это дело,– продолжал Митяй через пару минут.– Эти темные бои – подстава на подставе. А если он тебя положит, мастер?

– Тогда пять тонн.

– Тоже неплохо. Если мозги не вышибут.

– Короче,– сказал он, подумав,– про Хана этого я узнаю. Есть у меня один корешок на тотализаторе. А предложил тебе кто?

– Корвет. Из гришавинских.

– Точно подстава!

– Вряд ли. Это он с меня долги списал. Неплохой мужик.– Подумав, Ласковин уточнил: – Для бригадира.

– Может, тебе денег занять? – предложил Митяй.– До отдачи?

– Ты тачку купил? – осведомился Ласковин.

– Нет еще.

– Вот и покупай. «До отдачи!» Я, Митяй, деньги пойду зарабатывать, только когда по другим долгам расплачусь. А это такое дело, сам знаешь. Так что не возьму, не обижайся.

– Ты про тех, кто в вас бомбу кинул? – спросил Митяй.

– Про тех.

– Правильно!

И налил по третьему стопарю.

– Если поддержка нужна будет – только скажи. Могу и кое-кого из ребят поднять. Давай, чтоб жилось нам долго и счастливо. И закусывай, закусывай, а то закосеешь! Как Наташа? Роман развивается?